Слушая Анну Нетребко.

[Юрий]

Весенний ветер дразнил еще голые ветви берёз, воробьи, шквалом щебета звали солнце, а я был глух. Я не мог не слышать, но и слушать не получалось.
«Отчего не радуешься?» - спросил голос. Я знал, что слышу не чужого мне человека. И не другой это человек вовсе, но сознаться, что разговариваю сам с собой не смог. Я принципиально не верю в это. Нет, я говорю с собой, конечно, но разговор этот имеет строго очерченные грифелем формы. Он имеет постную, алгоритмическую динамику. Он всегда помогает осознавать реальность.
«Отчего грустный?» - не унималось что-то внутри меня.
Я молчал.
«Ты должен быть похожим на олицетворение счастье сейчас. Ты был счастлив когда-нибудь?»
Я молчал.
«Упрямство – не лучшее твоё качество. Для козерогов это свойственно и губительно одновременно. Не сумев побороть упрямство, ты рискуешь познать горечь неудач и плена. Плена от самого себя. Твоя целеустремлённость не даст тебе воли. Ты обречён, понимаешь?»
Я молчал.
Как можно слушать и думать одновременно? Тот, кто сейчас говорит со мной, он что, не человек? Он не знает, что его просьбы напрасны? Хотя бы видя, что я человек, он мог сразу понять, что я не отвечу. Да и что можно ответить на чистую правду? Как завязать диалог на сущей истине? О правде не говорят, её слушают. Я улыбнулся.
«Ты очарован. Глупец, не видевший ничего хорошего. Тебя просто жалко.»
Она замолчала. Оркестр великолепно и празднично, вдохновлено и незабываемо изливал свое очарование музыкой.
«Я?» - ответил я как можно громче – «Я жалок? Как можно оставаться безучастным к тому, что происходит сейчас? Ты! Ты сам когда-нибудь видел такое?»
«Не видел» - ответил голос.
«Что тебе нужно от меня? Ты опять жаждешь преклонения? Преклонения перед тобой, всемогущим и всезнающим?»
Он молчал.
«Я обречён тебя слушать! Ты - часть моих поступков, моих неудач, моей жизни! Я могу сделать всё так, как считаю нужным, но только после твоих слов. Я…» - сердце билось как птица в клетке. Я отдышался. Её грациозные и манящие движения поражали пластикой. – «Почему я? А ты? Ты сознаёшь надобность своих слов? Ты хоть раз подумал об уместности противоречий со мной?»
По моей коже побежали мизерные разряды тока. Они следовали от макушки к пояснице, волнами захватывая новые области тела, покрывая завоёванное гусиной кожей. Стало тише.
«Ты, разве, сам был счастлив? Хоть раз? Ответь?»
Тёмное молчание заполняло всё внутри меня. Это было сродни тому чувству, когда, крепко зажмурив глаза, идешь куда-нибудь ради забавы, а наткнувшись на что-то, смеёшься над своей беспомощностью и нелепостью происходящего. Я больше не слышал его. Радость заполняла меня, лилась откуда-то сверху и, живительной влагой омывая сердце и легкие, превращала каждый вздох, каждое мгновение жизни в непередаваемое блаженство и наслаждение. Я услышал её снова. Голос был ярким и сочным, стройным и дразнящим, тёплым и бесконечно родным. Глаза не могли оторваться от идеального лица, смуглой кожи, стройного тела. Изгибаясь пантерой, она жадно ловила ритм виолончелей и гобоев, белоснежной улыбкой окрыляла публику, искушала и запрещала одновременно. Её движения говорили о музыке, музыка говорила о песне, песня - о ней самой. Богиня. Я пил эти сладкие мгновенья, эти яркие минуты, когда вновь звучал её голос, и вновь тонул в сильном и стройном звучанье оркестра. Она прогнала всё то, что мешало жить, исцелила язвлённую плоть моего сердца, подарив мне истинный голос человеческой души.

[bomjik]

cкинь мобилу дилера, классная видно трава была

[Юрий]

Ах если бы, если бы...
Чё, кроме меня никто не слышал что-ли?
Про посещение концертов я уж не спрашиваю...

[Юрий]

Да... чертовка!!!
Спела банальную Кармен!
Эх...

[Юрий]

Я теперь тоже